ДИАЛОГ
Из подслушанного
.
— Сбросил тебе вчера на страницу фото росписи о. Зинона, видел?
— Да… талант, всегда нескучно — всё время что-то новое. Только вот эта странная деревянность фигур, отсутствие ритма в рисунке…
— Есть ощущение, что чего-то не хватает: еще немного и получилось бы гениальное произведение…
— Он, как и мы, заложник существующей ситуации — компрачикос от нашей системы художественного образования. Хотя и закончил только худучилище, но видимо, системе много времени не надо что бы покалечить на всю жизнь.
— В ранних работах, которые до византийского периода, пластика очень даже была.
— Там образы такие были — русская икона, никакого объема — чистая пластическая форма. А потом, когда он от неё отошел — там уже совсем другое началось.
— Но отойти было надо?
— Да, эта битва за органичный язык трагическая сторона современного иконописания, особенно для тех, кто начинает. Русская икона, да и все искусство до-ренессансное — ритм, пластика и живой цвет. Все ритмически увязано так, что только удивляешься. Фактически это идеал изобразительного искусства — форма, стиль, материал, образ — все сплавлено неразрывно в единое целое. А когда начинают копировать древний стиль — выходит мертвечина. По-моему, это из-за того, что принципы, возобладавшие в искусстве 500 лет назад, стали игнорировать изобразительную плоскость и, как следствие, самоценность и выразительность изобразительных средств. Сам арсенал этих средств в новой системе резко сузился ради достижения всё большей иллюзии трехмерного объема и пространства. Образно выражаясь, это попытка незаконного пересечения границы между образом и первообразом, как наркоман пытается при помощи наркотиков проникнуть в царство небесное с черного хода. А если грубо — художники стали все больше дурить обывателя: вот, мол, смотри — перед тобой не картина, а реальность… А для иконного образа такой подход вообще за гранью добра и зла. Но ведь обман остается обманом все равно… и зачем тогда нам в нем участвовать? Искусство не должно дурить обывателя…(хотя он и любит когда его дурят и считает что в этом заключается цель художника — чем ловчее надурил, тем лучше художник).

Образ ведь совсем не нуждается в этой избыточной иллюзии. И вообще, не цель художника отражать видимый мир — он скорей пересоздает его заново — творит новый мир на картине. Я думаю, что и просто портрет Христа, написанный с натуры каким-нибудь академиком, не стал бы иконой -в лучшем случае получился бы просто благочестивый человек потому что в этом стиле нет для этого изобразительных средств. Как любил говорить Клее «искусство не изображает видимое, а делает видимым невидимое». Я сам исповедую в этом принцип минимальной достаточности — минимум средств при максимуме выразительности. Хотя часто и жертвую этим ради вкусов заказчика и желания заработать на жизнь.

— У меня, помню, было очень яркое впечатление в одном из первых походов в Третьяковку: там в рублевском зале стояла икона «О Тебе радуется.«…
— Да, того времени…
— И меня поразили люди, написанные внизу. Написаны по всем правилам, не объемно, не реалистично, без света и тени — набор линий и треугольников. Но при этом потрясающее ощущение РЕАЛЬНОСТИ. В каком-то смысле эта реальность была даже реальнее происходящего вокруг — кажется рукой можно почувствовать. Одежды и фигуры почти материальны. За счет чего такая ощутимость в изображении НЕВИДИМОГО и НЕОЩУТИМОГО Мира — не пойму до сих пор. Художник как будто сам там постоял, среди этих святых.

-Это трудно описать словами. Думаю, что они еще владели всей полнотой изобразительных средств, утраченных впоследствии. Нам это, к сожалению, недоступно. У детей еще получается — все дети гениальные художники — кого ни возьми. А потом всё это пропадает, когда их начинают учить и объясняют КАК надо. А ведь в доренесансную эпоху этого порога между детским и взрослым не существовало. Он позже появился — теперь ребенка надо сломать чтобы он начал рисовать «по-взрослому».
— Проблема в системе образования?
— Думаю, да. И не только иконописного! Все начинают одинаково — линии, глазки, ротики… И получается не икона, а икона иконы, то есть это уже как-бы и не настоящий образ, а как третий раз заваренный чай, к тому же холодный, который и пить уже противно…но поскольку другого нет, то приходится пользоваться этим.
— К сожалению, почти от всего современного церковного искусства такое тяжелое ощущение НЕНАСТОЯЩЕСТИ. Что в архитектуре, что в живописи, даже в языке церковном — он, вроде, и славянский, но современные тексты к славянскому относятся примерно как у Гайдая — разбросаны в нескольких местах «вельми понеже», «паки-паки» и «житие мое»…

— Бутафория. В храме современном то же — монолитные конструкции, а на них привесили пару арочек, полуколонночек и закомар — вроде получается православненько. Опять бутафория. Софринские шедевры вообще отдельная статья — бутафория чистейшей воды. И всё это составляет мир современного православного христианина. Возможно, кому-то это не помешает в духовном продвижении, но многим, по-моему, очень даже помешает. Я сам долго не мог в церковь войти из-за этой пошлости безвкусной и слащавой в наших храмах. Только когда Бог меня посетил, я смог «не замечать» этого. Получается: церковное искусство не являет Бога, а скрывает… а почему тогда древняя икона являет? Что не так? Ведь и нас Бог посещает, не оставляет своей благодатью. Ведь мы узнаем на древних иконах Христа, который и нам открывается? Почему у нас не получается так органично как у древних выявить этот опыт? Может оттого что мы с самого начала попадаем в бутафорский мир, в котором всё, вроде, правильно и аккуратненько — позолочено и блестит. Правильные луковки на куполах как у древних, и слова непонятные древние и иконки похожи на древние…
— ИМИТАЦИЯ…
— Вот, вот — имитация. Ладно, если бы это ещё только художественной стороны касалось. А так получается имитация в живописи, имитация в архитектуре, имитация в молитве, имитация в духовной жизни… На себя оглядываешься — тоже имитация, то здесь, то там. Имитируем потихоньку. А откуда взяться настоящести? Мы же все начинали как — вслепую. Наощупь. Видели только то, что было на поверхности. В 90-хособенно… И эта завороженность русской иконой — другой-то мы и не знали. Соблазн был. Казалось что не надо ничего искать — вот готовое — бери и крась. Я потом только, через несколько лет, Синайский Образ увидел. Жаль… если бы сразу увидел, может что-нибудь и по-другому вышло бы. Очевидно по крайней мере бы стало, что иконы разные бывают.
— Ну, после всей академической премудрости как раз и хотелось чего-то принципиально другого. Я по себе помню: сижу на последнем курсе академии, на постановке-обнаженке и думаю: " ну зачем я здесь сижу, зачем здесь эта голая тетка? Что я тут вообще до сих пор делаю?
— Да, а в иконе всё уже решено и всё сделано — легко! Я теперь жалею, что бросил то, чем сразу после Академии занимался. Может и для иконы потом что- то интересное получилось бы. Правда всё это нытьё очень сильно смахивает на самооправдание — «среда заела».
— Ну, а из современных иконописцев ты бы кого-то мог выделить, кто как-то кардинально вперед продвинулся?
— Нет, никого. Всё примерно одно и то же. Но работа идёт, конечно. Сейчас большинство уже начинает понимать, что дело не в стиле — стиль не панацея и ищут своего пути. Иначе будет бесконечное мертвое повторение.
— То есть ты считаешь, что будущее за авторской иконой?
-Этот эпитет мало что объясняет. Как по мне, так они все авторские. но развитие возможно только по такому пути. Опыт иконописца может быть только один — опыт встречи с Богом. И попытка этот опыт выразить у каждого сугубо индивидуальна.
— То есть штампованность отметаем сразу. Осталось только как-то добиться чтобы эта нереальная реальность на иконе стала пореальнее. Причем есть ощущение, что чем усерднее ты станешь этого добиваться, тем дальше будет желаемый результат.
— Это нормально…
— А как, на твой взгляд, возможно развитие: появится какой-то гениальный художник, который сможет воплотить в иконах то, чего другие не чувствуют?
— Не то чтобы не чуствуют — мы все чуствуем, как собаки. Мы выразить не можем. А если появится человек могущий, то боюсь, помрет с голоду. Если только он не талантища будет огромного, который все сметет. Но в любом случае, нужна среда вроде константинопольской или типа того.
— К слову, про Константинополь — как думаешь: в 14-м веке, если бы турки не набежали, если бы всё развивалось и дальше — всё равно пришло бы к эпохе Возрождения?
— Возможно. Ренессанс ведь в Византии начался задолго до Италии. Политический кризис оборвал этот процесс. А уж как европейские варвары это переварили мы наблюдаем — с изрядными перекосами. Вся история человека — развитие личностного. Вначале его вообще не замечали, а теперь до крайности доходят.
— Ты считаешь это линейное развитие? До какой-то точки?
— Спиральное, как и всё остальное. В иконе то же. Сейчас переработают Рим и катакомбы. Быстро переработают. А что будет потом и не знаю.
— Первобытное искусство?
-Негры. Я как раз недавно в интернете передачу смотрел — красота! Чистая пластика! Современному иконописцу проще у Пикассо учиться и у ребят, с Сезанна начиная. Пикассо это вообще энциклопедия изобразительных средств — он у всех что-то подсмотрел и утащил к себе. Художники конца 19 -го века освободили живопись от этого академического кошмара, от театральщины что до них был — Болонская школа, будь она неладна и т. п. И этим мусором на 90% заполнены европейские музеи! Спасибо изобретенной в начале 19 века фотографии — она наконец-то избавила изобразительное искусство от вторичных целей, ставших первыми! У меня, кстати, и про иконы крамольная мысль была — для современных иконописцев самым лучшим, возможно, было бы все иконы старые из музеев спрятать куда-нибудь, что б не видеть… Их совершенство и законченность гипнотизируют и парализуют начинающего иконописца… он как кролик перед удавом.
— Радикально…
— Да, но толк бы в этом, возможно, был. Такой опыт проводили — результат вполне достойный
— В Новинках пономарь был — пришел в храм на неофитском порыве. На этом порыве потом поступил в семинарию. Там он тоже, поначалу, романтику захотел найти — святые отцы, причастие каждый день и т. п. Ему быстро объяснили, что к чему и он заключил про семинарскую систему обучения: она рассчитана на то, чтобы сделать из студента такого крепкого, конкретного среднестатистического ПОПА.
— Исполнителя треб…
— Чтобы его можно было спокойно одного заслать на приход, где бы он воевал с местными бабулями. То есть система обучения становится своего рода «защитой от дурака», как в компьютере. И это можно сказать про церковную жизнь вообще. Она часто принимает формы такой глобальной «ЗАЩИТЫ ОТ ДУРАКА» со всеми вытекающими последствиями. И в значительной степени это можно сказать и про иконописную систему.

-Да, все это от страха перед человеком, его падшестью, и от недоверия Богу. Все школы работают по этому принципу. Иконописные тоже. Человека обтесывают со всех сторон. Получается крепкий (или некрепкий) наполнитель храмового интерьера. Еще думал по поводу семинарского и академического образования — хорошо бы выкинуть из их программы пару бессмысленных предметов и заменить их историей искусств и начатками рисования — невежество подавляющего числа священников и епископов в этом вопросе восхитительно — их воплощенные в материале образы Рая вгоняют в депрессию. В этом смысле дело Ленина победило в церкви…
— Альтернативу ты какую-нибудь видишь, на сегодняшний день?
— Нет, в этом как раз парадокс. Выхода на сегодняшний день не видно. Если отойти от всего этого, сразу придет другая крайность. Но идти надо все равно…работать надо много… мужества и смелости надо много… у меня их нет.

— Мы, помню, в мастерской думали когда-то давно: вот мы люди, покалеченные академическим образованием, а хорошо бы взять какого-нибудь человека, до этого не рисовавшего, и сразу научить иконе — вот был бы результат. Потом, когда мастерская разрослась, такая возможность появилась — стали приходить люди без художественного образования. Но никто хорошего результата не добился, даже спустя годы работы. Всё равно лучше всего получалось у людей с образованием и, особенно, у тех, у кого был крепкий академический рисунок.
— Как говориться — «дьявол в крайностях». Истина лежит где-то посередине. Надо совместить вещи, которые совместить невозможно. Совместить школу со свободой от школы, совместить традицию с индивидуальностью. КАК это сделать — ответа нет.
— Каждый должен этот ответ сформулировать для себя сам.
— Ответ может быть только в работе. Они, ответы, только в процессе работы появляются. Перефразируя Сезанна, можно сказать: «иконопись это молитва с кистью в руке». То, что художники еще рождаются, говорит о том, что Бог нас не оставляет. Так что всё будет.